Одни глядятся в ласковые взоры, Другие пьют до солнечных лучей, А я всю ночь веду переговоры С неукротимой совестью своей. Я говорю: «Твое несу я бремя Тяжелое, ты знаешь, сколько лет». Но для нее не существует время, И для нее пространства в мире нет... Анна Ахматова
В детстве, когда было страшно за что-то браться, когда одолевали сомнения и очень хотелось обезопасить себя от разных непредвиденностей, я принимался задавать отцу вопросы. Они начинались одинаково: «Пап, а если...» Но договорить не удавалось, в ответ он тут же спрашивал: «А если бы ты вез патроны?» Как ни странно, эта фраза все расставляла на места. Я ярко представлял себе, как везу патроны куда-то на передовую, где сражаются с врагами мои друзья. Все зависит от этих патронов. Живой или мертвый, я должен довезти их, иначе конец, иначе не выстоим.
Как часто я пытался представить, ощутить — что испытывали люди, мои соотечественники, в жестокие годы Великой Отечественной войны. С каким трепетом слушал воспоминания ветеранов, с каким вниманием читал книги Бориса Васильева, документальную хронику, с каким волнением смотрел кинофильмы. И всегда подсознательно пытался свериться, позаимствовать у них настоящести.
60 лет минуло с тех пор, как залпы салютов возвестили об окончании этой страшной войны. Этого чудовищного порождения человеческого эгоизма и тщеславия, унесшего миллионы жизней, исковеркавшего миллионы судеб. Этой болезни, которая достигла апогея в середине XX столетия, но еще долго будет заражать души людей. Ее симптомы проявляются в самом обыденном и, увы, привычном для нас: во взаимных претензиях, в нетерпимости, в попытках унизить другого, в желании больше значить, в животном стремлении вытеснить соседа и урвать от жизни лучший кусок.
Сегодня многие историки спорят об уроках Великой Отечественной войны. Пытаясь докопаться до исторической правды, пересматривают итоги, пересчитывают цифры, переписывают роли. Разные клубы и коллекционеры воссоздают модели военной техники... Но как редко мы пытаемся воскресить и понять то человеческое сердце, которое в этих жесточайших условиях оказалось крепче любой брони. Как редко думаем о слезах, которые были пролиты, когда погасли огни салютов и стихли песни. Когда плакали тихо, боясь разбудить соседей, о самом разном — о горе и мужестве, о любви и верности. Как мало мы размышляем о цене этих слез. О цене героизма людей, которые не рождались героями. О цене подвигов, которые совершались ради родных и соотечественников, были делом чести и долга.
Вчитайтесь в эти фрагменты. Фронтовые письма — лучшие документы, приметы, по которым легче понять то время, тех людей и нам — самих себя.
Мария, дорогая, здравствуй! Жив и здоров. Попал в окружение. И вот двенадцать дней пробирался до своей части. Шел только по ночам. Питания и воды достать было невозможно. Питались травой, сырой картошкой, семечками, которые остались прошлым годом на полях. При выходе из окружения нас два раза обстреляли. У меня в роте убитых четверо, раненых трое, а остальные все целы. Сейчас снова идем в наступление. 16 июля 1942 года Политрук Данилов погиб в декабре 1942 года в ожесточенных боях под Сталинградом.
В ближайшие дни пойдем в наступление. Хотелось бы, чтобы оно было благополучным для нас. Если я не вернусь, то помните обо мне и читайте мои письма... Мама, прочитав это письмо, не плачь. Что суждено мне, то и будет. Брат, передай привет от меня односельчанам, парням и девушкам. Если я не вернусь, то не забывайте меня... Ваш сын и брат. 23 июня 1944 года Бари Шавалиев погиб в бою за деревню Ольховка Оршанского района, повторив подвиг Александра Матросова.
Целую своих милых детушек, Вовушку, Нинусю и двух глупых несмышленышей. А тебя, моя старушка-хлопотушка, особенно. Духом не падай, над моими глупыми письмами не плачь, а, наоборот, радуйся, я сейчас на самом дне человеческих страданий, где образуются крупицы золота, а шлаки и всякая грязная накипь сливаются вон. Горячий привет всем соседям и всем добрым людям... Напишу я им после войны веселую книгу.
Он не написал. Связист 43-й Армии Аким Малетский был тяжело ранен в живот в бою у белорусской деревни Лишцы, скончался в полевом госпитале.
Войну нельзя описать. Ее понимают, но не чувствуют историки. Ее чувствуют, но не всегда понимают фронтовики. Те фронтовики, которые без понтонов ринулись на правый берег Днепра. Те, для кого 400 км с боями — не парад. Те скромные безвестные герои, чернорабочие войны, которые составляли роты, батальоны, полки. Те, кто не думал об «историческом значении», потому что им хватало высоких волнений каждого из 1418 страшных дней той священной войны.
Война охватила мир. Война охватила и сердце каждого. В том, как работают женщины, подростки, в суровой нужде, в бессоннице, в ожидании, в гневе есть нечто еще не виданное: война продолжается в тылу. Она заполняет ночи. Она смещает мысли. Она не дает передышки. От нее никому не дано укрыться. Куда ты запрячешься, слепец? В Чили? И Чили воюет. В мир цветов или звуков? Но и музы в походе. На тебя глядит девушка. Она в Смоленске. Плачет ребенок. Он в Орле. Еще высятся своды киевской Софии. На тебе ответственность за жизнь ребенка, за державу, за красоту. Кто прежде воевал? Воля. Иногда страсть. Иногда рассудок. Теперь воюет совесть, и только тот, в ком нет совести, может назвать себя нейтральным. Илья Эренбург, июль 1943 года
Человеческое сердце не может быть готовым к войне. Трудно представить жизнь накануне войны. Так же как мы сейчас, они не были готовы тогда. Не думали они, что вместо школы окажутся в окопе, вместо родительского дома — в бараках концлагерей.
Но вот наступает срок, и непредвиденные испытания становятся проверкой: чем мы дышим в мирной жизни, что для нас свято, что дорого? Это экзамен на любовь, на верность, на чувство долга и ответственности. Экзамен, который длится каждое мгновение войны. И тогда эти мгновения «раздают — кому позор, кому — бесславье, а кому — бессмертие». Из самых глубин души взывает к нашему долгу нечто, что мы трепетно взращивали всю жизнь. Этот голос ни с чем не перепутаешь. Его могут заглушить вопли наших амбиций, может подавить жажда комфорта и покоя, а иногда его отторгает животное желание выжить вопреки всему. Бывает по-разному. Но перепутать этот голос нельзя!
Чувство долга — это привилегия, которая невидимыми нитями связывает нас с чем-то большим, чем мы сами. С чем-то, за что можно умереть и ради чего стоит жить. С чем-то, что позволяет нам Быть, а не казаться. Привилегия, которая зиждется на любви и скромности, жертве и ответственности. Она лишена блеска, она носит пыльные одежды защитного цвета. Она не бывает сладенькой — она солона на вкус. Она не бывает замысловатой — она очень проста.
Но именно в этой, утраченной ныне, привилегии — величие и слава Победы!
И сегодня мы отдаем дань уважения тем, кто выстоял и победил.
И все же не это самое главное. Важнее найти силы для того, чтобы из их израненных рук, опустившись на колено, принять факел, пылающий священным понятием «Долг».
ПРАВНУЧКЕ
Ты сегодня меня попросила Написать что-нибудь про войну, Как крушила всех нас вражья сила. Я сказала тебе — не могу!
Не могу вспоминать я то время, Как земля покорялась врагу, Как громил он родимое племя! Не могу! Не могу! Не могу!
Как, бросая родимые хаты, Устремился Народ на Восток, Уходили от ворога злого, Уходили, не зная дорог!
Как мы жили, спасаясь от плена, Голодали... Из сводок вестей Ожидали узнать о победах, Но напрасно... Все было страшней!
Как с тревогой встречать почтальона Выходили: что он принесет? То ли радость и весточку с фронта, То ли Горе, что кончилось все...
Смерть ходила вокруг и косила И родных и друзей дорогих! Каждый день нам она приносила Вести злые с фронтов боевых!..
Люди гибли в боях, защищая Честь и Родину, Землю свою! Люди гибли в пути, убегая, Не сдаваясь на милость врагу!
И, когда раздался Гром Победы, Завершилась Кровавая Рать, Мы вздохнули: окончились беды, И жить можно привольно опять!
Этот день провожали слезами — Слезы радости, горечь Страны. Дай вам Бог, чтоб вы не испытали И не ведали горечь Войны! Сусанна Хачатурян
Когда правнучка Наташа попросила свою прабабушку Сусанну написать стихотворение о войне, та сначала отказалась. Но стоило ей вспомнить пережитое за те годы, стихотворение родилось само. Ветеран войны, работница тыла Сусанна Анатольевна Хачатурян стихи начала писать в 70 лет. Сейчас ей 89.
